Песня Гоя
В детстве я родился гоем.
что ж, бывает и такое.
Ну, не повезло — всего делов.
Но ихний Бог, меня жалея,
мне послал друзей-евреев,
Самых лучших, чтоб он был здоров!
Им еще бы жить бы кучно,
ездить было б мне сподручно.
Но очень непоседливый народ.
Разбрелись мои евреи
от Нью-Йорка до Сиднея,
И теперь я езжу круглый год!
Как приеду — говорю:
«Мужики, давай, кончай работу!
Объявляй, давай, себе субботу!»
А ребята сядут в ряд
И, как родному, говорят:
«Ой, гой! Здравствуй, дорогой!
Спой нам песню как синица за морем жила.
Как дела у имперского орла?
А шо, Кабаева и вправду сына родила?»
Если б в Северной Корее
жило б хоть чуть-чуть евреев
Так была б приличная страна!
Было б наших полпроцента —
Я давал бы там концерты.
Но они ж туда не едут ни хрена!
Я уже довольно старый, я
как Вечный Жид с гитарой,
Я уже обпел весь белый свет.
Я спросил из интереса:
«Ребе, а есть ли Вечные Черкесы?»
Он ответил: «Шобы да, так нет!»
И мои аидише мамани -
Жанны, Любы, Дины, Маши, Тани –
Рыбу-фиш мне подают
И участливо поют:
«Ой, гой! Что ж ты худенький такой!
Ох, не кормит мать-Россия лучших сыновей!
Стал мал! Как оголодал!
Ой, видать режим кровавый
Всю еду сожрал».
Другу я сказал: «Маркуша,
ты не там живешь! Послушай —
Марш в пустыню! Что ж ты за еврей?»
Он не смог сдержать обиду
и поехал… во Флориду.
Там грустит о Родине своей.
По пустыне я скитался,
только хумусом питался.
Думал: почему же ихний Бог
Для Обета, для Завета
Подобрал им землю эту.
А что, прохладней он найти не мог?
Тут я, вдруг, увидел куст горящий.
Кустик оказался говорящий
Он дымил, трещал, искрил
И при этом говорил:
«Ой, гой! Шел бы ты домой!
Что ты бродишь как лазутчик, что ты хочешь знать?
Брось гадать - тут просто благодать!
Хорошо в пустыне летом! Гоям не понять!»
Поеду я домой, накрою стол большой
И соберу народ, как Моисей.
И с моей гойкою мы выпьем горькую
Да за здоровьичко моих друзей!
